[spoiler=Из моего "мураками".]мы в тамбуре. ты куришь честер и смотришь в оба: снаружи темно, только звезды на синем фоне. скоро наш выход. так скромно, из лобби в лобби. я предлагаю оставить в вагоне обувь, ты предлагаешь оставить и телефоны. станция тонет во тьме – перрон и пустая будка. здесь уже много лет не сидел человек с флажками. зачем ему семафорить? обратной же нет дороги. мы окунаемся в степь, на пустеющем промежутке ты мне зачем-то цитируешь модного мураками, я осторожно ступаю, как журавль, поджимая ноги. здесь, как в советской песне, ― трава по пояс. наши босые стопы нас в жертву несут биг суру. о чем-то своем – механическом – беспокоясь, с воплем за родину мимо пронесся поезд, бросаясь на станцию, словно на амбразуру.
ᅠᅠᅠкомок моих беспокойств под ребрами крепко заперт, твои голубые глаза – это всё, что осталось влажным. мы слышим, как пахнет ночь, и безвольно идем на запах. твои тонкие пальцы – восток, твои ломкие пряди – запад, а я вечно был крайним, как север, но это уже неважно.
ᅠᅠᅠживи, пока молод – всю планету исколесили, от дублина до канберры, от токио до парижа. везде хорошо, если честно, везде красиво, но лучшее место для смерти – восток россии, где степь, полустанки и космос мертвецки-синий, и лунная ночь так безжалостно сносит крышу.
ᅠᅠᅠты достаешь из кармана, снимаешь предохранитель. ты говоришь: «на месте». я замираю – верю. медленно взводишь руку. «целюсь», – ты держишь в курсе. я закрываю глаза. вижу, как рвутся нити.
ᅠᅠᅠздесь – я когда-то слышал – часто бывают звери.
ᅠᅠᅠэто и к лучшему. пусть они перекусят.
