[spoiler=Симонов.]
Горят города по пути этих полчищ.
Разрушены села, потоптана рожь.
И всюду, поспешно и жадно, по-волчьи,
творят эти люди разбой и грабеж.
Но разве ж то люди? Никто не поверит
при встрече с одетым в мундиры зверьем.
Они и едят не как люди - как звери,
глотают парную свинину сырьём.
У них и повадки совсем не людские, скажите,
способен ли кто из людей пытать
старика на веревке таская,
насиловать мать на глазах у детей?
Закапывать жителей мирных живыми,
за то что обличьем с тобой не одно.
Нет! Врете! Чужое присвоили имя!
Людьми вас никто не считает давно.
Вы чтите войну, и на поприще этом
такими вас знаем, какие вы есть:
пристреливать раненых, жечь лазареты,
да школы бомбить ваших воинов честь?
Узнали мы вас за короткие сроки
и поняли что вас на битву ведет.
Холодных, довольных, тупых и жестоких,
но смирных и жалких как время придет.
И ты, что стоишь без ремня предо мною,
ладонью себя ударяющий в грудь,
сующий мне карточку сына с женою,
ты думаешь я тебе верю?
Ничуть!
Мне видятся женщин с ребятами лица,
когда вы стреляли на площади в них.
Их кровь на оборванных наспех петлицах,
на потных холодных ладонях твоих.
Покуда ты с теми,
кто небо и землю хотят у нас взять,
свободу и честь,
покуда ты с ними - ты враг,
и да здравствует кара и месть.
Ты, серый от пепла сожженных селений,
над жизнью навесивший тень своих крыл.
Ты думал, что мы поползем на коленях?
Не ужас, - ярость ты в нас пробудил.
Мы будем вас бить все сильней час от часа:
штыком и снарядом, ножом и дубьем.
Мы будем вас бить, глушить вас фугасом,
мы рот вам советской землею забьем!
И пускай до последнего часа расплаты,
дня торжества, недалекого дня,
мне не дожить как и многим ребятам,
которые были не хуже меня.
Я долг свой всегда по-солдатски приемлю
и если уж смерть выбирать нам друзья,
то лучше чем смерть за родимую землю
и выбрать нельзя...
У Безрукова лучшее исполнение:
